— Ну… Вы живете в «Империале»? Я схожу посмотрю, как там мои детки, и скажусь Лапушке. Я возьму такси и через полчасика буду.
Они поехали в гостиницу. Майк был за рулем. Городок был небольшой, без автоматизированного транспорта, Майк ехал четко на границе допустимой скорости, ныряя в промежутки, которые Джил замечала только когда они оказывались уже позади. Майк делал это абсолютно без усилий. Джил только училась. Он растягивал чувство времени до тех пор, пока жонглирование яйцами или вождение машины не становилось совсем легким делом. Джил подумала, что это довольно необычно для человека, который несколько месяцев назад путался в шнурках для ботинок.
Они не разговаривали. Довольно затруднительно говорить при разном восприятии времени. Вместо этого Джил думала о своей теперешней жизни и обмысливала ее как по-марсиански, так и по-английски. Всю свою жизнь до встречи с Майком она провела под тиранией часов. Маленькой девочкой в школе, девушкой в институте… затем — гнет больничного распорядка…
Карнавальная жизнь была совершенно иной. Кроме того, чтобы несколько раз в день демонстрировать свою красоту, ей ничего не надо было делать в заранее определенное время. Майка не волновало, питались ли они один или шесть раз в день. Все, что она делала по дому, вполне устраивало его. У них было собственное жилье. Во многих городах они не покидали карнавальную площадь до самого отъезда. Карнавал был уютным гнездышком, куда не доходили тревоги окружающего мира.
Конечно, карнавальная площадь была запружена зеваками, но Джил быстро усвоила точку зрения всех артистов. Зрители — не люди. Это пустышки, единственная функция которых — платить наличными.
Карнавал был домом, полным счастья. Но когда они только-только вышли в мир, чтобы продолжать обучение Майка, далеко не все было так чудесно. Их постоянно узнавали, и временами им с трудом удавалось сбегать, причем не только от прессы, но и от людей, которые, похоже, считали себя вправе что-то требовать от Майка.
Наконец Майк надумал себе более взрослые черты. Это, плюс то, что они зачастили в места, где никто не ждал появления Человека с Марса, дало им желанное уединение. Когда однажды Джил позвонила домой и сообщила новый почтовый адрес, Джубал предложил им прикрытие, и пару дней спустя она прочитала в газетах, что Человек с Марса отправился на лечение в тибетский монастырь.
Лечение проходило в «Гриле Хэнка» в городе N, где Джил работала официанткой, а Майк — мойщиком посуды. Когда начальство не смотрело, Майк прибегал к ускоренному способу мытья грязных тарелок. Они поработали там с неделю и двинулись дальше, иногда работая, иногда нет. С тех пор, как Майк открыл для себя публичные библиотеки, они посещали их почти ежедневно. Раньше Майк думал, что библиотека Джубала содержит копии всех имеющихся на Земле книг. Когда он узнал восхитительную правду, они остались в Акроне на месяц: Джил ходила по магазинам, а Майк сидел с очередной книгой в руках.
Но комбинированное шоу Бакстера было приятнейшей частью их извилистого пути. Джил со смешком припомнила тот случай (в каком же городке?), когда арестовали девушек из варьете. Это было несправедливо. Они всегда работали так, как было оговорено: в лифчиках или без, синий свет или яркий свет — все как в контракте. Тем не менее, шериф арестовал их, и суд присяжных, похоже, склонялся к тюремному заключению. Карнавал прикрыли, и все участники отправились на слушание. Туда же заявились зеваки, желающие взглянуть на «бесстыдных женщин». Майк и Джил оказались зажатыми в дальнем углу судебного зала.
Джил внушала Майку, что он не должен делать ничего необычного, если это смогут заметить. Но Майк грокнул развилку…
Шериф как раз разглагольствовал о публичном разврате (и с большим удовольствием), когда вдруг и он сам, и судья оказались абсолютно голыми.
Джил и Майк выскользнули во время всеобщей суматохи. То же сделали и обвиняемые. Варьете отправилось в более честный город, и никто не связал это чудо с Майком.
Джил навсегда запомнила лицо шерифа. Она мысленно заговорила с Майком, напомнила ему этот забавный случай с дураком-шерифом. Но в марсианском не было понятия смешного, а телепатическую связь они могли держать только на марсианском.
— Да, Джил? — откликнулся он мысленно.
— Потом.
Они подъезжали к гостинице. Джил почувствовала, как замедляется мозг Майка, пока тот парковал машину. Джил предпочитала жить в номерах карнавальных балаганов… В них был только один минус: отсутствие ванны. Душ это хорошо, но ничто не может сравниться с большой ванной, полной горячей воды: забираешься — и мокнешь! Поэтому время от времени они снимали номер в отеле и брали напрокат машину. Майк, вследствие марсианского мировоззрения, не разделял ее нетерпимости к грязи. Теперь он всегда был абсолютно чистым, но только потому, что на этом настаивала Джил. Он мог оставаться безупречно чистым, не прибегая к мытью, точно так же, как ему не требовалось посещать парикмахера после того, как он понял, как должны лежать волосы, чтобы это нравилось Джил. Но Майк, как и раньше, испытывал крайнее наслаждение, погружаясь в воду жизни.
«Империал» был старым и запущенным отелем, но зато в номере для новобрачных была большая ванна. Джил направилась к ней сразу же, как они вошли в номер, и не удивилась, увидев себя полностью раздетой. Милый Майк! Он знал, что она любит ходить по магазинам; он заставлял ее пестовать свою слабость, отсылая в никуда вещи, которые, как он чувствовал, переставали радовать ее. Он делал бы это каждый день, не предупреди она его, что слишком частая смена одежды вызовет подозрения коллег.
— Спасибо, милый! — сказала она. — Составь мне компанию.
Он либо уже успел раздеться, либо уничтожил свою одежду — последнее скорее всего. Майк находил покупку одежды безынтересным занятием. Он не видел в одежде другого смысла, кроме защиты от холода, а эта слабость не была ему присуща. Они забрались в ванну и встали лицом к лицу. Она набрала в ладони воды, коснулась ее губами и предложила ему. В ритуале не было особой нужды. Просто Джил было приятно напоминать Майку о том, о чем он и без того помнил.
Потом она сказала:
— Я подумала о том, как смешно выглядел этот злой шериф, когда оказался без одежды.
— Он выглядел смешно?
— Конечно.
— Объясни, почему он был смешон. Я не понял шутки.
— Ну… наверное, я не смогу. Это не была шутка… или каламбур, или другая вещь, которую можно объяснить.
— Я не грокнул, что он был смешон, — сказал Майк. — В обоих людях — судье и шерифе, — я грокнул неправильность. Если бы я знал, что ты будешь недовольна, я просто отослал бы их.
— Майк, милый! — Она коснулась его щеки. — Хороший Майк. То, что ты делал, было правильно. Они никогда этого не забудут. Таких арестов там не будет теперь лет пятьдесят. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Мне бы следовало сказать, будто я жалею, что наш номер выкинули. Я так старалась, когда писала свои репризы… Но мне тоже не хватает артистизма.
— Это моя ошибка, Джил. Тим сказал верно — я не грокаю публику. Но мне помогло, что я находился среди артистов… С каждым днем я все больше грокаю зрителей.
— Ты не должен больше называть их зрителями. Или ротозеями. Мы покончили с карнавалами. Называй их просто людьми.
— Я грокнул, что они ротозеи.
— Да, милый. Но это невежливо.
— Я запомню.
— Ты решил, куда мы отправимся?
— Нет. Когда придет время, я буду знать.
Действительно, Майк всегда это знал. Со времени своего первого перехода от роли ведомого к роли ведущего его уверенность и сила существенно выросли. Мальчик, который уставал, держа в воздухе пепельницу, теперь не только удерживал в воздухе Джил, делая при этом массу других вещей; но мог также увеличивать свою силу до любых пределов. Она припомнила один карнавальный караван. Тогда в пути забуксовал грузовик. Двадцать здоровых мужчин пытались вытолкнуть его из колдобины. Майк присоединился к ним, и заднее колесо поднялось над грязью. Майк, уже не такой наивный, как раньше, не дал никому повода делать предположения.
Она вспомнила, как он грокнул наконец, что «неправильность», долженствующая проявиться прежде, чем он уберет предмет, имеется в виду, только если речь идет о живых, грокающих вещах. Одежде, например, не надо было обладать неправильностью. Это правило было для птенцов. Взрослый был свободен делать так, как грокнет.
Она подумала, каково будет следующее изменение. Не стоило тревожиться. Майк был достаточно умен.
— Майк, вот бы здесь оказались Доркас, Мириам, Энн, а? И папа Джубал, и мальчики, и… ну, вся наша семья!
— Нужна ванна побольше.
— Да, давка, пожалуй, ни к чему. Когда мы опять будем дома?
— Я грокаю, это будет скоро.
— Марсианское скоро? Или земное скоро? Не обращай внимания, милый. Это будет, когда ожидание заполнится. Это напомнило мне, что скоро здесь будет тетушка Патти. Я имею в виду земное «скоро». Вымоешь меня?